Горьковский дуэт
Горьковский дует
Впервые об этой истории, уже после войны, поведал в своём документальном очерке «Это было в Горьком» полковник Константин Грязнов, который много лет, вплоть до выхода на пенсию, служил в областном Управлении КГБ. Очерк сейчас хранится в архиве нашего Управления Федеральной службы безопасности. На основе очерка в 70-ые годы была написана повесть «Лоцман меняет курс», где фамилии и биографии действующих лиц изменены до неузнаваемости. Повесть неоднократно печаталась в сборнике «Чекисты», выпускавшемся в советские времена в Горьком. И только совсем недавно эпопея советского разведчика Семёна Калабалина была наконец рассекречена и попала на страницы различных книг по истории наших спецслужб...
Ученик Макаренко
В сентябре 1942 года от имени начальника Управления НКВД по Горьковской области Рясного на имя народного комиссара НКВД и МГБ Лаврентия Берии поступило спецсообщение, где были такие слова:
«Управлением НКВД 16 сентября 1942 года арестованы сброшенные с немецкого самолёта 4 разведчика-радиста... Все арестованные окончили Варшавскую радиоразведывательную школу. При них взяты 2 радиостанции в противогазных сумках, польские пистолеты системы "Наган" образца 1932 года и крупные суммы денег...».
Это было официальное сообщение. А вот как дело обстояло в жизни. В сентябре 1942 года в Арзамасский горотдел УНКВД пришли шестеро человек, обмундированных в советскую военную форму. Они заявили, что являются немецкими агентами, сброшенными с парашютов, но не желают выполнять задания врага. Скоро этой шпионской группой заинтересовались в центральном контрразведывательном аппарате в Москве. Там было принято решение использовать раскаявшихся агентов и их радиста для проведения радиоигры, то есть для сброса немцам стратегической дезинформации.
Надо сказать, что выбор радиста, носившего агентурное прозвище Бестужев, оказался далеко не случайным...
Настоящее его имя было Семён Афанасьевич Калабалин. В прошлом - воспитанник знаменитой детской колонии Антона Макаренко, который даже сделал Калабалина одним из героев своей знаменитой «Педагогической поэмы». После колонии Калабалин пошёл по стопам своего учителя - закончил Московский педагогический институт и до войны работал заведующим детского дома. А летом 1941 года добровольцем пошёл на фронт.
В августе 1941 года в составе группы наших разведчиков он был переправлен через линию фронта в районе Винницы. Однако приземление десантников прошло неудачно, в воздухе их разбросало в разные стороны. Собраться вместе им так и не удалось. Во время блуждания по вражеским тылам Калабалин нарвался на банду украинских националистов. Его ранили и взяли в плен, бандеровцы передали Семёна немцам...
Потянулись долгие и мучительные дни в лагерях для военнопленных. Однажды в Польше на Калабалина обратили внимание вербовщики из Абвера: им сразу приглянулся командир Красной армии, имеющий высшее образование и довольно свободно говорящий по-немецки. Да и сам Калабалин особо не отнекивался от предложенной работы стать шпионом. И вербовка состоялась.
Его направили не куда-нибудь, а в Варшавскую (центральную) разведывательную школу Абвера. Школа была создана ещё в 1941 году начальником отдела Абвер-2 генерал-майором Эрвином фон Лахузеном. Готовились в ней диверсанты и радисты - Калабалина определили на работу с рацией. В новой профессии он сразу же достиг немалых успехов, и преподаватели были очень довольны способным учеником.
Любопытно, но у немцев Калабалин не скрывал своей биографии и фамилии - это, кстати, уже после войны подтвердил один из преподавателей Варшавской разведшколы, власовский офицер Александр Судаков, задержанный контрразведкой Смерш в 1945 году. А ведь обычно наши пленные, которые соглашались на вербовку со стороны германской разведки, старались называться чужими именами и под страхом немецких репрессий принижали своё положение, которое они занимали при Советской власти! Здесь же видим обратную картину - Калабалин не скрывает ни своей довольно яркой довоенной биографии, ни звания офицера-десантника.
Видимо, немцам очень льстило, что им удалось завербовать ТАКОГО человека. А сам курсант, между тем, вёл осторожные разговоры со своими товарищами по школе, убеждая их сразу после высадки в советском тылу сдаться органам госбезопасности. «Мы же русские люди. Неужели будем против своих работать?» - убеждал он курсантов. И те, в абсолютном большинстве своём пошедшие на службу к немцам из-за невыносимых лагерных условий, соглашались с Калабалиным.
Кстати, в это же самое время о нём, правда косвенно, узнали и чекисты. Заброшенные в наш тыл выпускники Варшавской школы приходили с повинной и рассказывали о человеке, который убедил их сохранить верность Родине. В частности, о Калабалине и его разговорах с курсантами нашим контрразведчикам поведал немецкий агент Устин Каратаев, добровольно пришедший в НКВД под Воронежем в июле 1942 года. Его показания позднее подтвердил и другой явившийся агент, Владимир Лящук.
Так что чекисты уже имели представление о Калабалине ещё до его высадки в Горьковскую область...
Было очевидно, что ученик Макаренко, который сумел вести опасную подрывную работу в логове врага, наверняка сумеет справиться и с радиоигрой. В октябре 1942 года началась операция под кодовым названием «Горьковский дуэт».
Битва за Сталинград на улицах Горького
Работу Калабалина курировал лейтенант государственной безопасности Константин Грязнов. Работа им обоим предстояла далеко не простая: ложные разведывательные сводки надо было составлять так, чтобы у немцев не возникло ни малейшего подозрения о работе «под колпаком». Дезинформация - наука тонкая, её надо уметь дозировать, перемешивая ложь с правдой.
Поэтому неудивительно, что первый раз Грязнов и Калабалин выходили на связь с Варшавой с замирающим сердцем: получится - не получится? Калабалин отбил радиограмму:
«Добрался благополучно. Жду дальнейших распоряжений. Бестужев».
Через несколько дней пришёл ответ:
«Поздравляю с благополучным прибытием. Приступайте к выполнению задания. Будьте осторожны. Выход на связь еженедельно во вторник и пятницу от пятнадцати до пятнадцати тридцати».
Начало было положено! Немцы буквально засыпали своего агента вопросами: какие части формируются в Горьковской области, их возможная численность, направление движения воинских эшелонов, расположение военных объектов. Ответная «деза» поступала прямо из Ставки Верховного главнокомандующего - лейтенант Грязнов соответственно её обрабатывал и передавал Калабалину, ну а тот, в свою очередь, отправлял информацию в Варшаву.
И всё же главной в этой операции стала «деза» о ложной переброске наших войск в самый разгар битвы за Сталинград...
Великая битва на Волге знаменательна не только высочайшей военной стратегией, проявленной высшим военным руководством Советского Союза. Её ещё считают образцом оперативно-разведывательного искусства. Совместными усилиями нашей разведки и контрразведки удалось ввести в заблуждение врага, который так и не смог в конце 1942 года определить направление предстоящего удара Красной Армии.
Вот как об этом в своих воспоминаниях писал легендарный Павел Судоплатов, в годы войны возглавлявший 4-е разведывательно-диверсионное Управление НКВД:
«4-го ноября 1942 года наш агент Гейне-Макс сообщил Абверу, что Красная Армия нанесёт немцам удар 15 ноября не под Сталинградом, а на Северном Кавказе и подо Ржевом. Немцы ждали удара подо Ржевом и отразили его. Зато окружение группировки Паулюса явилось для них полной неожиданностью. Не подозревавший об этой радиоигре Жуков заплатил дорогую цену - в наступлении подо Ржевом полегли тысячи тысяч наших солдат, находившихся под его командованием. В своих мемуарах он признал, что исход этой операции был неудовлетворительным. Но он так никогда и не узнал, что немцы были предупреждены о нашем наступлении на ржевском направлении, поэтому бросили туда такое количество войск».
Этих войск как раз не хватило Гитлеру для того, чтобы не только предотвратить окружение группировки Паулюса, но и деблокировать её. В феврале 1943 года Паулюс и его солдаты капитулировали...
Легендарный "двойной" разведчик Гейне-Макс (которого и немцы считали своим лучшим агентом в советском тылу), безусловно сыграл в этой сложной оперативной игре ключевую роль. Однако вряд ли бы немцы клюнули бы на его приманку, если бы не получали нужную дезинформацию и из других своих источников. Как говорят историки наших спецслужб, такое «подтверждение» немцы получали главным образом из города Горького, где успешно работал Семён Калабалин.
Из сообщения Бестужева в Абвер от 23 сентября 1942 года:
«Город переполнен жителями, переместившимися с эвакуацией. Снабжение в городе плохое, всё дорого. Транзитом на запад идут войска, с вооружением и боеприпасами».
Из сообщения от 28 сентября:
«Двадцать пятого и двадцать шестого сентября изучали движение перевозок на запад. Прошло около 47 поездов, из которых двадцать восемь с войсками, боеприпасами, остальные - дрова и уголь».
Из сообщения от 8 октября:
«6 и 7 октября на запад по железной дороге прошёл 21 эшелон войск. Отправлено с места около 6 эшелонов с орудиями разных калибров, 5 эшелонов боеприпасов и больше 10 составов с иными грузами».
Из сообщения от 11 октября:
«Здесь, в Горьком, погрузили и отправили вверх по Оке три баржи с танками Т-26 и Т-34. На каждой барже 35 - 40 танков».
Из сообщения от 15 октября:
«Слышал от военных, что весной этого года в районе Балахны сформированы три стрелковые дивизии. Готовятся для действий зимой»...
Таким образом у врага должна была возникнуть иллюзия о создании «второго эшелона» советских войск на московском стратегическом направлении. Нет, конечно, в своих сообщениях Бестужев не отрицал факта переброски войск на юг, в направлении Сталинграда. Но из его сообщений выходило, что туда движутся лишь незначительные силы, а вот главная переброска сил Красной армии идёт именно на запад.
Однажды, в самом конце октября, для Бестужева наступил самый настоящий момент истины. Он передал немцам данные о «важном» военном аэродроме, якобы расположенном близ города Бора. Ради этого чекисты не поленились соорудить на поле, где до войны располагался учебный аэродром ОСОАВИАХИМа, макеты самолётов, деревянные сооружения, изображавшие зенитные установки. Сразу после радиограммы над лжеаэродромом появились немецкие самолёты-разведчики. Через несколько дней Калабалину немцы объявили от лица командования вермахта благодарность. А ещё спустя какое-то время вражеские бомбардировщики обрушили на «аэродром» мощный бомбовый удар, буквально перепахав чистое поле...
Таким образом, немцы, встревоженные сосредоточением наших войск под Горьким, решили нанести удар по «стратегически важному аэродрому». Тем самым они не просто клюнули на «дезу» - они окончательно поверили своему агенту, передавшему столь «ценную» информацию.
Кстати, для подстраховки данные об эшелонах «подтвердил» ещё один двойной агент, работающий во Владимирской области. Таким образом, военное руководство Третьего рейха посчитало, что свои стратегические резервы русские перебрасывают к Москве, и тоже стало усиливать это направление. Поэтому наш удар под Сталинградом, куда на самом деле Ставка перевела свои резервы, стал для немцев сюрпризом.
По всей видимости, в Абвере и в гитлеровской ставке просто не могли поверить, что русские обвели их вокруг пальца! Всю вину за поражение под Сталинградом свалили на немецких союзников, итальянцев и румын. Мол, это их армии на флангах группировки Паулюса не смогли удержать русское наступление, обошедшееся Советам без дополнительных резервов - те, в свою очередь, якобы действительно находились под Москвой. Во всяком случае, именно так докладывали немецкие генералы Гитлеру, отчитываясь за Сталинград. Тот, видимо, поверил, и германское командование вместе с разведкой избежали гитлеровского нагоняя.
А Калабалин от имени фюрера был награждён «Крестом за военные заслуги» - одной из высших наград нацистской Германии...
Гость из преисподней
В самом конце 1942 года лейтенант Грязнов и агент Бестужев получили новое задание - любой ценой выманить из Варшавы агента-связника, чтобы обновить информацию о Центральной школе Абвера. Новая операция началась с того, что Калабалин сообщил о «гибели» своего напарника: тот якобы погиб в автокатастрофе. Затем Бестужев стал жаловаться на то, что кончаются деньги и сильно износилась одежда. Немцы предложили устроиться куда-нибудь на работу. Из послания Варшавского разведцентра (январь 1943 года):
«Обдумываю все возможности вам помочь и приготовить всё необходимое. Из-за плохой лётной погоды не могу указать точно срока. Попробуйте найти работу, чтобы выдержать, пока прибудет помощь».
Калабалин ответил немедленно:
«На службу не поступил из-за интересов работы, так как из-за 12-часового рабочего дня и невозможности уволиться нарушил бы регулярную связь. Если помощь задержится ненадолго, лучше бы не оформляться до окончательного решения».
Немцы согласились с этими доводами: в условиях военного времени при приёме на работу Бестужева будут тщательно проверять, и он может провалиться. 2-го февраля 1943 года они запросили:
«Предпримите шаги, чтобы мы могли вам всё послать. Где можем отдать или куда послать человека?».
Калабалин назвал адрес, куда может явиться связник. Однако противник ничего не ответил. Тогда агент стал намекать на то, что батареи для рации стали у него садиться и если не будут присланы новые, то связь может прекратиться. С этой целью Грязнов специально глушил слышимость рации, чтобы у противника создалось впечатление о разрядке батарей. Слышимость «ухудшалась» с каждым сеансом связи.
Наконец в мае 1943 года Калабалин сообщил, что из-за безденежья он всё же устроился на работу. А в июне передал последнюю информацию:
«Ваши передачи слышу только при включении двух анодных батарей... Поэтому одновременно передавать не могу... Буду ждать у приёмника 12 июня... Передавайте вслепую... Господин капитан! Нам непонятно, почему после нашей длительной и сложной работы на пользу германской армии, мы оказались забытыми... Наше положение вам известно, о нём мы сообщали много. Изменений к лучшему нет. Ваша поддержка необходима. Ждём решения. Бестужев».
Спустя несколько дней немцы наконец сообщили о том, что высылают связника с деньгами. За квартирой близ площади Сенной, где жил Калабалин, был выставлен постоянный наблюдательный пост, состоящий из двух оперативных сотрудников. Но проходили день за днём, неделя за неделей, а связника всё не было. Чекисты уже решили, что немцы разоблачили двойную игру агента. «Наружка» была снята...
И вдруг тёмной августовской ночью над Дальнеконстантиновским районом появился самолёт «Хейнкель-111», который немцы обычно использовали для заброски диверсантов. Самолёт случайно заметили пятеро работников местного райисполкома, которые ехали в кузове грузового автомобиля. Они же видели, как из самолёта выпрыгнул парашютист. Тут же по тревоге была поднята местная милиция, из Горького прибыла оперативная поисковая бригада... Увы, прочёсывание окрестных лесов ничего не дало. Парашютист как в воду канул...
Чекисты догадались, что наконец-то прибыл связник. Несколько дней подряд Калабалин ждал его у себя дома. Но тот не спешил появляться. Как потом выяснилось, связник - имевший документы на фамилию Бирюк - поступил до гениальности просто. Он ещё в воздухе увидел, что его засекли. Поэтому не стал отсиживаться в лесу, а спокойно (!) вышел на дорогу, поймал попутную машину и, пока милиционеры с чекистами искали его в окрестностях Дальнего Константинова, уехал в Горький.
Устроившись на городскую квартиру, он не сразу вышел на связь с Бестужевым, а решил присмотреться к окружающей обстановке. Однажды, гуляя по городу в форме советского капитана, Бирюк наткнулся... ещё на одного агента из Варшавской разведшколы по кличке Родин.
То была весьма колоритная личность! Выброшенный немцами в Ярославле, он плюнул на всех - и на немцев, и на Советскую власть - и стал жить по подложным документам, занимаясь спекуляциями продуктов питания. В конце концов он перебрался к родственникам в Горький. Вот тут-то его и повстречал связник, носящий агентурную клику Бирюк. Испугавшись разоблачения, Родин согласился на него работать.
Они вместе две недели наблюдали за квартирой Калабалина. Решив, что с Бестужевым всё чисто, решились наконец пойти на контакт. В квартиру направился Родин, а Бирюк на всякий случай выжидал в ста метрах от дома. Но хозяйка квартиры сообщила Родину, что Бестужева нет дома, он уехал на работу в подсобное хозяйство, расположенное на станции Мыза. Туда шпионы и направились, сев на трамвай. А хозяйка тем временем сообщила о визите куда надо...
На Мызе с Калабалиным опять встречался один Родин: они знали друг друга в лицо со времён учёбы в разведшколе. Родин признался, что он пришёл не один, а с агентом-связником, прибывшим из-за линии фронта - тот привёз резиденту батареи и деньги. Бестужев выразил неподдельную радость и предложил это дело, по русскому обычаю, как следует обмыть. Все трое встретились в городском парке. Калабалин уговорил обоих агентов выпить у него на квартире. Родин согласился сразу, а вот Бирюк, словно что-то предчувствуя, поначалу отказывался. Но Бестужев уломал и его...
На квартире их ждала засада. Шпионов повязали. После ареста Родин тут же начал давать признательные показания, Бирюк же пытался играть со следователем в кошки-мышки. Чуть ли не со слезами на глазах он начал рассказывать байку о том, как его, полуграмотного пленного красноармейца, по глупости угораздило попасть в разведшколу к «проклятым фашистам». А в разведшколе он, якобы, занимался только ремонтом обуви.
Из протокола допроса агента Бирюка:
«ВОПРОС. Какое вы получили задание?
ОТВЕТ. Я должен был пробраться в г. Горький, разыскать там по адресам: ул. Полевая, д. 33, кв. 5 и Слобода Печёры, д. 90* - немецкого агента Бестужева и передать ему чемодан-посылку, в которой находилось 90 тысяч рублей советских денег, четыре анодных батареи для радиостанции и запечатанный пакет с документами.
ВОПРОС. Расскажите подробно, каким образом возник вопрос о направлении вас на задание.
ОТВЕТ. 20 июня 1943 года около 9 часов вечера меня вызвал к себе в канцелярию руководитель Варшавской разведшколы майор германской армии Марвиц. Явившись в канцелярию, я был приглашён майором в его личную комнату. Поздоровавшись со мной за руку и пригласив меня сесть на стул, Марвиц предъявил мне небольшую фотографическую карточку и спросил: "Вы знаете, кто здесь изображён?" Я ответил утвердительно: «На фотографии изображён агент-радист германской разведки, бывший курсант варшавской школы Бестужев.
_ _ _
*дом 90, возможно автор взял номер дома условно, т.к. в годы войны по воспоминаниям старожилов дома № 90 - квартирантов в доме не было, или этот факт был засекречен (Олеандрова Г.Р.)
"Так вот, — продолжил Марвиц, — я давно уже говорил вам, что со временем вы получите хорошую работу и после её выполнения поедете к семье в отпуск. Время наступило. Я хотел, чтобы вы отвезли этому человеку в г. Горький небольшую посылочку, передали её и вернулись обратно..."
Получив эти установки, я был представлен работнику школы Зорину, ведающему изготовлением фальшивых документов, и в течение двух часов вместе с ним обсуждал варианты легенд и учился заполнять чистые бланки документов. 24-го июня в школе состоялся прощальный вечер, на котором, кроме меня, присутствовало 10 разведчиков, уходивших на задание в тыл Красной Армии. Утром 25-го июня вместе с этими 10-ю лицами я вылетел из Варшавы в Смоленск и в ночь на 27 июня был выброшен с немецкого самолёта на парашюте в 75 км южнее Горького».
Вот так - никакой, оказывается, он не шпион, а просто несчастный пленный, подрабатывавший на немецком хозяйстве. А завербовали его только для разового задания, под обещание «отпустить домой на побывку»...
Но контрразведчики ему не поверили. Слишком уж грамотно Бирюк действовал в нашем тылу, умело уходя от расставленных ловушек. Да и не могли немцы доверить «полуграмотному», неподготовленному человеку столь важную миссию. Постепенно на допросах выяснилось, что по-настоящему Бирюка зовут Петром Васильевичем Деркачом, что он - бывший лейтенант Красной армии, с оружием в руках перешедший на сторону врага, что он не раз выполнял разведывательные задания в наших тылах и был у немцев на хорошем счету.
Хорошо знал этого агента и Калабалин:
«Бирюк с самого начала организации Варшавской разведшколы был старшиной, заведовал имуществом, пользовался полным доверием у немецкого начальства, ездил с оружием в какие-то командировки в области Западной Украины, пользовался свободным выходом в город. Слушатели школы, не продажные твари, не изменники, никогда не доверяли Бирюку, ибо о нём ходила слава как о внутришкольном шпионе, который сообщает начальству о неблагонадёжных слушателях школы».
Словом, то был опытный матёрый волк, служивший немцам на идейных антисоветских убеждениях.
После нескольких месяцев допросов оба вражеских агента предстали перед судом военного трибунала и были приговорены к смертной казни... А Калабалин, он же Бестужев, за проявленные мужество и находчивость, за неоценимую помощь действующей армии был награждён орденом Отечественной войны 2-ой степени. Орден ему вручал лично начальник Главного Управления контрразведки Смерш, генерал Виктор Абакумов...
… После завершения операции «Горьковский дуэт» Семён Афанасьевич вернулся к педагогической деятельности - педагогом он трудился вплоть до своей кончины в 1972 году. И до самого последнего дня он хранил тайну своей работы во время войны. Включая и то обстоятельство, что имел сразу две награды - и от советского командования, и от гитлеровской Германии...
Фото: слобода Печеры, дом № 90, ок. 1960 г. Фото Недошивина Е.Н.
Источник:
По материалам книги Вадима Андрюхина "По следу Вервольфа". Андрюхин, Вадим Игоревич. По следу Вервольфа (Горький против абвера) - Нижний Новгород, 2011.
Материал подготовила Олеандрова Г.Р.
